Книга выходит в издательстве «Синдбад»
«Женщина — не мужчина» — это первый роман Итаф Рам, американо-палестинской писательницы. Он рассказывает историю женщин трех поколений, которые пытаются жить в Америке, сохраняя традиционный уклад, характерный для палестинских семей. И хотя в романе речь идет о восточной культуре и сложном пути ее интеграции в жизнь в Штатах, проблемы, которые в нем описаны, знакомы женщинам всего мира. Они глобальны, они сложны, они стоят рефлексии и решения.
С разрешения издательства «Синдаб», которое подготовило к выходу русскоязычную версию книги, публикуем отрывок литературного дебюта Рам.
Исра
Хмурым ноябрьским утром, за три недели до срока, у Исры начались схватки. Адам и Фарида отвезли ее в роддом, но в палату идти отказались. Заявили, что не переносят вида крови. Когда ее завезли на каталке в палату и оставили одну, Исру охватил несказанный ужас. Она однажды видела, как рожала мама. Вопли боли отпечатались в памяти навсегда. Но все оказалось еще хуже, чем она предполагала. Схватки становились все сильнее и чаще, казалось, что внутри ее совершается что-то преступное. Хотелось закричать, как мама, но Исра даже рта не могла раскрыть. Она не хотела выдать свою боль даже звуками. Только скрипела зубами и плакала.
Родилась девочка. Впервые взяв ее на руки, Исра погладила нежную кожицу и приложила новорожденную дочку к груди. Сердце заходилось. «Я теперь мама, — думала она. — Я мама».
Наконец в палате появились Фарида и Адам и, глядя в пол, тихо пробормотали: «Мабрук». А Исре так хотелось, чтобы Адам сказал ей что-нибудь ласковое, выразил радость.
— Всю жизнь мечтали, — буркнула Фарида, качая головой. — Девчонка.
— Не сейчас, мать, — осадил ее Адам. И послал Исре извиняющийся взгляд.
— А что? — ощетинилась Фарида. — Как есть, так и говорю! Как будто нам нужна еще одна балва, как будто у нас и без нее забот мало!
Это слово ударило Исру в самое сердце. В ушах словно раздался мамин голос. Она часто называла дочку балвой — проблемой, обузой. Если до этого мгновения у Исры еще оставалась хоть какая-то надежда, что в Америке будет лучше, чем в Палестине, то теперь она растаяла.
Женщина всегда остается женщиной. Мама была права. Дочери Исры предстоит повторить ее судьбу. Ей показалось, что белые больничные полы и стены сочатся разъедающим душу одиночеством.
— Мать, пожалуйста, — сказал Адам. — Тут ничего не поделаешь.
— Тебе легко говорить! Ты хоть знаешь, как трудно вырастить девочку в этой стране Знаешь? Ты скоро будешь волосы на голове рвать! Тебе нужен сын, помощник. Тот, кто фамилию нашу потомкам передаст. — Фарида уже громко всхлипывала, и акушерка протянула ей коробочку с бумажными платочками.
— Поздравляю, — сказала акушерка, приняв слезы Фариды за выражение счастья. — Такая радость!
Фарида покачала головой. И, встретившись с Исрой взглядом, прошептала:
— Запомни мои слова, вдень их себе как сережки в уши: если не родишь мужчине сына, он найдет женщину, которая сделает это вместо тебя.
— Ну, хватит, мать! — воскликнул Адам. — Вставай, пойдем. Исре нужен покой.
Он направился к дверям и через плечо бросил взгляд на Исру:
— Не переживай, — сказал он. — Будет у тебя сын, иншаллах. Ты совсем молоденькая. У нас еще куча времени.
Исра слабо улыбнулась в ответ, еле сдерживая слезы. Как сильно она хотела им угодить! Как страстно жаждала их любви! В палате играла спокойная музыка — акушерка включила ее во время родов. Исра только сейчас это осознала, и мелодия подействовала на нее умиротворяюще.
Она попросила акушерку поставить музыку еще раз и спросила, как она называется. Лунная соната. Под неторопливую, убаюкивающую мелодию Исра закрыла глаза и сказала себе, что все будет хорошо.
— Бинт, — говорила Фарида по телефону всякий раз, когда им звонили с поздравлениями. Девочка.
Исра делала вид, что не слышит. Дочка была чудо как хороша. Кофейные волосы, светлая кожа, а глаза — глубокие и темные, словно полночное небо. Славный ребенок. Спокойный, но не вялый.
Исра песней будила ее и под колыбельную укачивала — щека к щеке, сердце к сердцу. В такие моменты она чувствовала, как по телу разливается доселе неведомое тепло — так палестинское солнце ласкало ее лицо, когда она собирала фиги. Она назвала дочку Дейа. Свет.
Рождение Дейи и вправду осветило жизнь Исры. В считаные дни после выписки из роддома любовь к девочке охватила ее, как лесной пожар. Все засияло новыми красками. Дейа стала ее насибом. А материнство — смыслом жизни. Вот ради чего она вышла замуж за Адама, вот ради чего переехала в Америку. Ради Дейи. В душе у Исры воцарился мир.
Она всегда представляла себе любовь такой, какой писатели изображали ее в книгах, а Руми и Хафиз воспевали в своих стихах. Никогда ей не приходило в голову, что ее насиб — это любовь материнская. Может быть, из-за отношений с собственной матерью: все детство ей отчаянно не хватало любви, и она боролась за каждую ее крупицу. А может, из-за того, что Исра всю жизнь полагала, будто любовь — как и все остальное — способен подарить только мужчина.
«Стыдно!» — корила себя Исра. Какой она была эгоисткой — не ценила милость Аллаха, не верила в свое предначертание. А ей выпало такое счастье. Счастье быть матерью, счастье — об этом она постоянно себе напоминала — жить в своем доме. Многие семьи в Палестине до сих пор ютятся в лагерях беженцев, в контейнерах, понатыканных в двух футах один от другого. А у нее — целый цокольный этаж. У нее и у Дейи. Редкая удача.
Укладывая дочку спать, Исра чувствовала, как сердце наполняется надеждой. Она раскатывала коврик для молитвы, читала священные суры и отмеряла поклоны, благодаря Аллаха за все, что он ей даровал.
Еще почитать по теме:
«Страдания женщин берут начало в страданиях мужчин»: отрывок из книги «Женщина — не мужчина» о жизни палестинок в Америке
В ближайшие десять лет мир недосчитается пяти миллионов девочек
«Несколько недель после родов ты ничего не делаешь по дому и быту. Вообще»: рассказ о беременности и родах в Индии